Геннадия Матвеевича за глаза в РЖД все называли дедушкой. Ему и тогда уже было близко к 70, но на его работоспособности это никак не сказывалось. Дедушка почти каждое утро по часу плавал в бассейне, на работе мог находиться с раннего утра и до поздней ночи, и никогда не сидел на месте.
Три командировки в неделю для него были нормой, что вгоняло его свиту в состояние перманентной тоски. Вылет дедушка, как правило, назначал на 8 утра, а это значит подъём в 5 и пошло-поехало.
Сами командировки проходили в максимально динамичном режиме. Никаких долгих посиделок. На банкетах, которые организовывали губернаторы, дедушка находился не более 10 минут. Классические три тоста, во время которых Геннадий Матвеевич позволял себе немного пригубить красного винца, и всё. Фадеев резко вставал, коротко и по-деловому прощался с региональной элитой и убывал в аэропорт.
Свите приходилось также поспешно ретироваться, едва поклевав закуски и аккуратно махнув пару рюмок. До горячих блюд дело никогда не доходило.
У Фадеева была феноменальная память на лица и на имена. Приехали однажды в Кемерово на какое-то очередное занудное совещание. Там всё было по отработанной схеме. Речь дедушки об успехах РЖД, речь начальника дороги об успехах этой дороги, речи начальников поменьше, затем пару-тройку вопросов из зала, потом награждение передовиков и всё.
В Кемерово всё шло штатно, пока к микрофону в зале не подошёл какой-то старичок в потрёпанном костюме ещё советского пошива.
«Вот ты, Матвеич, большим человеком стал. Меня, наверное, не помнишь. А я тебя ещё помню, как ты шпалы в креозот макал», — зарядил абориген. Мы напряглись: в сценарии этого не было.
Фадеев пару секунд вглядывался в лицо старичка, а затем вдруг улыбнулся.
«А, так это ж Андрей…» — как там по батюшке (уж не помню), но Фадеев назвал его точно по имени-отчеству, да ещё и фамилию вспомнил. — «Иди к нам на сцену».
Старичок без всякой робости вылез на сцену и они начали обниматься, забыв про полный зал железнодорожников и местных сибирских чиновников. После чего, опять же не стесняясь, начали при всех вспоминать, как они работали на станции Тайшет в тысяча девятьсот шестьдесят каком-то году, и опять же шпалы в креозоте там фигурировали.
Постановкой это не было — просто Фадеев запоминал людей навсегда.
Кредитный рейтинг
Через год примерно после создания «РЖД» ведущие мировые рейтинговые агентства «Standard and Poors» и «Moodys» присвоили компании максимально возможный кредитный рейтинг. Типа ААА+, или что-то в этом роде. Не удивительно, с такими-то активами и монополией на все перевозки!
Самому Фадееву от этого не было ни жарко, ни холодно: он денег в долг брать не собирался. Но уже тогда в его окружении хватало так называемых «эффективных менеджеров». Эти советчики напели дедушке, что высокий кредитный рейтинг — это очень круто, и об этом надо постоянно рассказывать на всех совещаниях, встречах и на пресс-конференциях.
На совещаниях всё шло штатно. Геннадий Матвеевич читал речь по бумажке, где мудрёные названия рейтинговых агентств были заботливо переведены на русский. А вот пресс-конференции чаще всего были импровизированные, особенно в регионах. Там Фадеев просто подходил к журналистам и отвечал на вопросы.
И вот, кажется, в Ярославле это было, идёт такой вот брифинг для прессы, дедушка что-то там задвигает про новую электричку и вдруг вспоминает, что надо бы про высокий кредитный рейтинг людям сказать. Но шпаргалки-то нет, и Матвеич выдаёт примерно следующее:
«У нас такие большие мудисы, что нам все хотят денег дать».
Местные аж полегли. Пресс-службе стоило больших трудов объяснить журналистам, что в эфир и в печать такую фразу давать не надо.
После этого «эффективные менеджеры» поняли, что с огнём играть нельзя и с тех пор дедушка чётко на всех пресс-конференциях произносил фразу: «У нас высочайший кредитный рейтинг». И на этом останавливался.
Журналисты
Фадеев журналистов любил и они отвечали ему взаимностью. Но в этой любви был, так сказать, один нюанс. Какой-то умный человек сказал дедушке, что журналистам разрешено пить на работе. Мол, работа у них нервная, ответственная, и таким образом они стресс снимают.
И, как ни странно, Фадеев этому внял и к подвыпившей прессе относился абсолютно спокойно. Более того, в поездках журналистам официально приносили выпивку, что вызывало скорбную зависть у фадеевской свиты: на нетрезвых вице-президентов и начальников департаментов Матвеич смотрел косо, а при случае мог и жёстко высказать.
Однажды полетели в Сухум запускать прямой пассажирский поезд «Москва — Сухум». В контексте вечно сложных отношений с Грузией это выглядело как политический реверанс в сторону Абхазии.
Журналисты, разумеется, на это клюнули, и их набралось полный самолёт.
Но тут принимающая сторона совершила оплошность.
Летели-то до Адлера, а оттуда до Сухума надо автотранспортом. Фадееву и свите подогнали представительские иномарки, а для журналистов — древнейший ПАЗик. На пути туда автобус ещё худо-бедно опоздал ненамного: журналисты успели снять, как дедушка на сухумском вокзале отправляет политический поезд.
Но абхазы ведь народ гостеприимный! Позвали журналистов в отдельный вагон-ресторан на том же вокзале, а там чачи столько, что человек 500 можно крестами уложить. Ну и давай за дружбу, за РЖД, за Россию, за Абхазию… А ещё ведь обратно ехать!
В общем, Фадеев уже в самолёт заходит в Адлере (летали чартерами исключительно), а пресса из-за столов никак не может выйти в Сухуме. А тут ещё трястись на этом ПАЗике. Ну и с собой журналистам в автобус тоже дали этой чачи, как же иначе?!
В итоге Фадеев два часа просидел в самолёте, и тут наконец вваливается толпа журналистов, причём по прямой ходят очень немногие. Тех, кто не допил, в автобусе растрясло. А у нас, как назло, самолёт Як-42. Там вход только через переднюю дверь, и вся эта пьяная компания как раз мимо Матвеича проползает.
И ничего. Фадеев просто улыбнулся всем по-доброму. Сказал, что надо в следующий раз журналистам получше автобус давать.
Фатализм
В тему журналистов и выпивки вспомнился ещё один эпизод. Летели то ли в Самару, то ли в Екатеринбург, не суть. Там очередное совещание с губернаторами запланировали, полпред должен был приехать. А дело поздней осенью, погода отвратительная. И вот подлетает самолёт, а пилоту диспетчер докладывает, что у земли сильнейший боковой ветер, садиться небезопасно, но решение на усмотрение пилота.
Лётчик докладывает Фадееву, тот однозначно говорит: садимся, мол, нас люди ждут. Идём на посадку, и метров за 100 самолёт сдувает ветром с глиссады. Это прямо в иллюминатор видно. Пилот рвёт на себя штурвал (самолёт был Ту-134, там ещё классические штурвалы были), мы взмываем вверх. Кружим, кружим, опять идём на посадку и опять то же самое. В этот раз уже взлётку под собой видели, но снова сдуло — опять в небо уходим. А ощущения при этом, сами знаете, какие.
Сели с шестого раза. С шестого! Когда выходили из самолёта, лица были белые, как свадебная скатерть.У всех, кроме Геннадия Матвеевича и журналистов.
Фадеев вообще относился к таким моментам, как фаталист. А журналисты во время полёта просто выпили весь запас спиртного в своём третьем салоне и чувство страха у них растворилось в водке, виски или коньяке, в отличие от сопровождающих Фадеева. Так что пресса выходила из самолёта навеселе, а вице- — белые от пережитого.
Но наши железнодорожники отыгрались на земле. На губернаторском приёме начдепы и вицики глушили коньяк, как из пулемёта. Предвкушали со страхом, что ещё обратно лететь. Но, как это бывает, обратно без проблем добрались. И дедушка промолчал в этот раз: никого ни в чём не упрекнул — проявил понимание.
Своих не бросаем
Фадеев умел быть жёстким руководителем. Особенно, если где-то на дороге происходила авария с человеческими жертвами. Люди лишались должностей мгновенно. Выговоры и лишение премий считались ещё довольно мягким наказанием. Но и за своих постоять дедушка тоже умел.
Поехали как-то большой делегацией в Щербинку, где экспериментальное кольцо ВНИИЖТ. Презентовать то ли тепловоз новый, то ли электровоз. Поглазели на него, в кабине постояли, в общем, все нормально было, но одному фотографу этого показалось мало. Он пошёл куда-то поближе к вокзалу Щербинки и решил поснимать с моста железнодорожные пути, а это фактически военно-стратегический объект.
Съёмка длилась минуты три, после чего фотографа скрутила транспортная милиция. Руки за спину заломили с матом, угрозами, в общем, в грубой форме. Оттащили в отделение и начали кошмарить. Мол, дело сейчас оформим за шпионаж, присядешь лет на 15.
Вызволять фотографа от нас пошла солидная толпа, люди все при высоких должностях.
Объясняют начальнику отделения, что фотограф не шпион, что готовы поручиться. Но нет, начальник возомнил себя царём и богом, и начал уже остальных стращать до кучи.
Пошла уже откровенная ругань с взаимными угрозами. В итоге фотографа кое-как вытащили оттуда, но об инциденте доложили Фадееву. Тот даже побагровел, что с ним случалось крайне редко. Попросил связать его срочно с тогдашним главой МВД Нургалиевым.
О чём они говорили — никто не знает, но факт, что потом нам звонили с извинениями уже какие-то милицейские начальники поменьше. Больше таких неприятных моментов не возникало.
Якунин
В РЖД с самого начала все знали, что Фадеев во главе компании — фигура временная, на переходный период, а рулить на постоянной основе будет Якунин. Знал об этом и сам дедушка. Но это отнюдь не мешало ему разносить будущего главу РЖД при всём честном народе. Равно как и другого первого вице-президента Хасяна Зябирова, не говоря уже о простых вициках.
Идёт очередное заседание правления, на повестке первым пунктом доклад Якунина по инвестпрограмме. Владимир Иванович уверенно начинает вещать, сколько денег и куда предполагается инвестировать. А в это время Геннадий Матвеевич открывает оперативную сводку о происшествиях на дорогах — тогда её ещё делали в бумажном виде.
А в этой сводке куча вроде мелких, но неприятных происшествий. На Восточно-Сибирской четыре цистерны сошли и тепловоз задели, на Октябрьской пассажирский поезд легковушку на переезде снёс, на Приволжской полувагон с горки скатился и опрокинулся, рабочего придавил.
В общем, читает дедушка, хмурится, потом не выдерживает и прерывает докладчика. «Вот я тут читаю, у нас на дорогах бардак творится, катастрофа за катастрофой, народ гибнет, а Вы нам тут про инвестпрограмму. О людях надо думать, о людях!»
Якунин, надо отдать ему должное, не стал стоять истуканом, а моментально доложился, что, мол, расследования идут, причины устанавливаются, недостатки устраняются, и сиднем никто не сидит. После чего выразительно замолчал и посмотрел на Фадеева. Тот выдохнул, успокоился и едва заметно кивнул. Типа продолжай дальше про свои деньги. Дедушка понимал, что уже не ему эти деньги осваивать.
Сапсаны
Переговоры о скоростном движении между Москвой и Санкт-Петербургом начинались именно во времена Фадеева. Примерно раз в два месяца в Москву наведывалась делегация концерна «Сименс», которая убеждала дедушку, что их экспрессы лучшие и надо брать именно их.
Геннадий Матвеевич на переговорах особо не возражал, в основном слушал. Но когда немцы уезжали восвояси, вызывал к себе путейцев, движенцев и начинал их распекать.
В том духе, что немцы-то нам шикарные поезда предлагают, а у нас-то всё готово, чтобы их эксплуатировать?
Все проблемные участки дороги Фадеев знал наизусть, перечислял, что вот здесь экспресс не сможет разогнаться выше 120, вот тут надо рельсы новые класть, вот здесь новый путь понадобится, чтобы с пригородными разминуться. И приговаривал: «Купить мы можем хоть завтра, а послезавтра люди в опасности будут. Давайте мы сначала дорогу до ума доведём».
В итоге дорогу действительно до ума довели, но триумфатором запуска «Сапсанов» стал уже Якунин.
МЦК
А вот с МЦК дело как-то не заладилось. Лужков, пожалуй, был одним из немногих глав регионов, кто с президентом РЖД общался довольно прохладно.
МЦК-то можно было ещё в середине нулевых запустить запросто. Все понимали, что Москве нужна такая дорога: город рос, метро не успевало. Пути были в рабочем состоянии, павильоны и платформы можно было построить за полгода и пустить обычные пригородные электрички.
Весь затык заключался в том, за чей счёт будет проводиться электрификация МЦК. Фадеев считал, что платить должен город, но Лужков так не думал. Пускать же поезда на тепловозной тяге градоначальник также не желал. Это бы шло вразрез с его политикой закрытия промышленных производств в столице.
А самое главное, что Лужков не горел желанием лично встречаться с Фадеевым и решать эти вопросы, в отличие от большинства губернаторов, которые буквально рвались на встречи с Матвеевичем. В итоге договариваться пришлось уже совсем другим начальникам.
Сегодня Геннадию Матвеевичу — 85! Крепкого здоровья и долгих лет!
По материалам портала Вгудок
